Вьетнамские арбузы

Рейтинг:   / 2

ПлохоОтлично 

Дата публикации 18.09.2016 08:15

Просмотров: 1763

Шёл июль 1983 года, была суббота, у меня День рождения. В нашей части традиционно  до обеда ПХД (парково-хозяйственный день). Как принято в армии? Круглое носим, квадратное катаем. Дежурный по части прапорщик Гончар заставил нас копать ямы под деревья. Причём ямы в прямом смысле этого слова шириной 1,20м х1,20м и глубиной в полтора метра. Как водится не все смогли до обеда справиться с заданием, и прапор, он же кусок, решил припахать меня на эти работы. Я отказался. Мотивировка была проста: по распорядку дня, утверждённому командиром части, ПХД только до обеда, а уже после свободное время. Прапор отдаёт приказ под козырёк, я отправляю его по широко известному адресу из трёх букв. Гончар вызывает из гаража УАЗик для препровождения меня в гарнизонную комендатуру с диагнозом «грубое неподчинение приказу». Попытка объяснить куску, что в День рождения под арест трезвого солдата не отправляют, действия не возымела.

Маршрут мне известен хорошо. Неспешно снимаю ремень, отдаю в каптёрку старшине военный билет и я уже готов ехать, арестовываться. Подшиву, пришивной подворотничок размером с хороший носовой платок, я благоразумно оставил.

Уже в УАЗике кусок Гончар осознал, что сморозил глупость, но отступать сей вояка не привык.  А в качестве компенсации «морального вреда» прапор снабдил меня шестью сигаретами «Космос». Тому, кто не знает, в те годы пачка «Космоса» стоила 60 копеек, это при моей месячной зарплате рядового в 13 рублей роскошь непозволительная. Да к тому же с курением я тогда закончил, но, как говаривал Глебу Жеглову  Костя-Кирпич в нетленном «Место встречи изменить нельзя»: «Я не курю, ты же знаешь. А в камере пригодятся!». Собственно, в камеру я и ехал, потому отказываться от щедрости куска не стал.

Дежурный капитан из химических войск был моим старым знакомцем. Он спросил у Гончара: «За что этого? Вроде и трезвый, и форма нормальная?». Прапор: «Запишите- неподчинение! Нет! Грубое неподчинение!!!». Капитан пожал плечами и записал в свой гроссбух  формулировку-диагноз. Гончар, довольный выполненной миссией, уехал в часть.

Капитан спросил: «Слушай! Ты же у нас на все руки мастер?» Я скромно кивнул. «Белить умеешь?». Я опять кивнул утвердительно. Дежурный обрадовался: «Давай так: мне нужно побелить коридор и камеру для задержанных. Возьми там самого толкового. А за это, я обещаю, не будет веселья, вас двоих с утра я не кантую!».

Предложение было более чем заманчивым. Армейский юмор вещь достаточно своеобразная, а в исполнении некоторых офицеров ещё и неожиданно-жестокая. К примеру, то одному одуревшему от безделья кадету (офицеру) придёт в голову вылить в камеру к солдатам штук восемь 150 литровых бачков воды, кто-то мог и хлорочки ведёрко добавить. А некоторые, офицерские особи с особо извращённой фантазией додумывались и до таких вещей. В помещение комендатуры находилась тогда редакция газеты «Советский Сахалин», а пол был натёрт мастикой.  Эти деятели заставляют з до таких вещей.щией додумывалиь ы, кто-0то ру) придёт в голову вылить в камеру к содлатам  качесатве компенсации естовываться солдата раздеться до гола, оставив служивого в одних только сапогах. Бросают ему два куска войлока, которыми голый воин натирает до блеска пол. Не раз редакторские дамы были шокированы тем, что когда они приходили на работу, из-за угла, скользящими, этакими замедленными  движениями конькобежца нарисовывался одетый только в сапоги солдат.

Не все они были в восторге от столь неожиданного утреннего стриптиза.

В общем, мы с капитаном спустились к камерам задержанных, где два узбека возили щётками по стенам. Я спросил у арестантов, кто имеет представление о побелке, объяснив перспективы. Откликнулся парень-танкист. У капитана я выпросил синих чернил, объяснив ему попутно, что при добавлении синьки шпаклёвка не желтеет, но за неимением синьки сойдут и синие чернила. Дежурный разумной инициативой проникся и припёр флакончик чернил нужного цвета.

Побелку мы с танкистом закончили где-то за полночь. Капитан оказался человеком слова и никаких веселух и приколов не затевал. Мы спокойно легли спать на, естественно, голый бетонный пол- тут и подшива пригодилась. Но утром меня разбудили и подняли к капитану, который уже сдавал дежурство. Он мне говорит: «Слушай, есть блатная работа!». Тут необходимо сделать небольшое отступление. Дело в том, что находящихся в камере комендатуры арестантов не кормили. То есть, совсем. Воду давали, а вот с кормёжкой было никак. И самой большой жизненной удачей арестанта было попадание на день в кафе «Дальневосточник». Там нужно было развозить по городу буфеты, помогать с разгрузкой-погрузкой. А после обеда ехать в свинарник, длиной метров 200, чистить поросячьи загоны и кормить хрюкающую ораву.

Но самое главное: там кормили. И три раза в день по талонам, и добросердечные женщины, зная, как сидится нам в комендатуре, постоянно пихали сигареты, папиросы, булочки, пирожки - мы жевали не переставая. В общем, полный танец живота. Вот на эту работу меня и сватал капитан в благодарность за то, что мы очень хорошо побелили коридор и камеру. Думал я не долго. День рождения прошёл. В принципе, никакого греха за мной не было - неправ был прапор. Но всё воскресенье проторчать в части: постоянные проверки, переклички, строем на обед, ужин, в туалет. Нет, уж лучше по городу покататься, и я согласился.

В напарники мне дали сержанта-дембеля с какой-то точки. Он залетел с пьянкой, его роскошную дембельскую шевелюру немилосердно обкарнали тупыми ножницами, и весь он был как-то не на позитиве, всё ныл.

Мы прибыли в давно мне знакомое кафе, плотно так позавтракали, увезли пару буфетов на выездную торговлю. Я угостился пирожными, сержант, прилично одичавший на своей точке, всего боялся и от всего отказывался. Да и на город он пялился с таким интересом, что мне где-то его стало немного жаль. Естественно, он не имел никакого представления о работе в кафе, и о свидании со свинками тоже. После обеда я довёл до него эту информацию. Сержант опять заныл: «Вот, мечтал я под самый дембель за свиньями убираться и кормить их». Но роптать он роптал, однако и дело делал.

Приехав на свинарник, мы быстренько управились с уборкой и кормёжкой, оставалось ещё часа полтора до прихода за нами машины, и я пустился погулять по окрестностям. Моё внимание привлёк бортовой ЗИЛ, в кузове которого томился  солдат-срочник. А в самом кузове стояли какие-то непонятные, плетёные из растений корзины. Я спросил у него: «Что это за…?». Он лениво ответил: «Да, это арбузы вьетнамские». Я попросил: «Земеля, отсортируй корзинку на пробу». Парень оказался не жлобом и корзину с импортной ягодой мне отжаловал. Кое-как я допёр ношу до свинарника, где вместе с сержантом томился в ожидании мужик-сторож и скотник по совместительству. Арбузов оказалось шесть. Спелые, сочные. Я вспомнил, что и в 1982-м году летом мне арбузов отведать не пришлось - сессия, хвосты, стройотряд…

Мы мигом уничтожили три. Один я оставил деду, два забрал с собой. Ещё в свинарнике мы с сержантом поняли, что почки у нас работают очень хорошо, и арбузная мякоть упала на благодатную почву. По мелкой нужде мы побегали изрядно. Вернулись в кафе. Один арбуз, несмотря на вялые протесты, я подогнал женщинам на кухне. Мы плотно и очень вкусно отужинали, но в туалет бегать не переставали - организм очищался интенсивно и со страшной силой. Второй арбуз я взял с собой в комендатуру. Когда мы приехали, меня уже нетерпеливо ждал старшина нашей роты.

Потому мысль отнести оставшийся арбуз в часть пришлось забыть сразу. И я подарил его оставшемуся после капитана какому-то старлею из артиллеристов. Подарок был со смыслом: мне ещё не раз предстояло посетить  гостеприимные стены гарнизонной комендатуры, а вдруг и этот старлей попадётся. И я попросил офицера, мол, товарищ старший лейтенант, со мной сержант был. Он изрядно арбузика покушал, сейчас начнёт в туалет проситься. Уж вы войдите в положение. Старлей улыбнулся и пообещал выпускать его чаще.  

Мы шли со старшиной а по летнему Южно-Сахалинску и мне вспоминался мой напарник-сержант. Как он там? Не уписался?

Михаил Иваньков

• < Назад
• Вперёд >